Москва

“И тот, кто хоть раз увидел,
Забудет тебя едва ли
Город имбирных башен,
Мускуса, и печали”.
Ф. Г. Лорка

Наконец-то я туда съездила.
Новогодние каникулы – чем не повод навестить друзей и встретиться с любимым Городом? А Москву я люблю. Очень. Питер – он родной город, близкий, понятный. Город, куда возвращаешься и понимаешь, что приехал домой. А Москва... Словно “таинственная и прекрасная незнакомка”, которой очаровываешься еще и потому, что будничной, повседневной стороны ее просто не видишь. Не имеешь ни возможности, ни желания видеть, потому что это неправильно – интересоваться у феи паспортными данными и родом занятий. И мечтаешь, и ждешь новой встречи, и любуешься во сне знакомыми картинками.
Мне нравится бродить по кривым московским улочкам, растворяться в толчее центра, мчаться сквозь ночь города в полупустом метро, когда видишь в окна не ровную линию кабеля, а мосты, мосты, луковицы церквушек, большие яркие огни. Сидеть за столиком уютной кафешки, угадывая очертания мира через дымку, поднимающуюся от чашечки эспрессо, кружить по заснеженным дорожкам замершего яблоневого сада, оживлять уголки, обнаруженные при изучении шедевров местной картографии. Да мало ли, всего и не перечислишь…

Из наблюдений: искать что-то по карте в принципе быстрее и надежнее, а у москвичей так лучше вообще ничего не спрашивать. Половина народонаселения – праздношатающиеся приезжие, половина – просто не в курсе. Самый точный ответ, которого удавалось добиться – “где-то там”, и невнятный жест куда-то в сторону (или – “где-то здесь”, и легкое пожатие плечами, мол “вот людям дома не сидится”). Ну, и на том, конечно, спасибо, только запутывает это гораздо больше, чем помогает.
Конечно, у Новодевичьего монастыря колокольня высокая – предполагается, что видно издалека. Так ведь и домики в Москве не маленькие. А новость о том, что в районе пересечения вот этих трех улиц где-то должен находиться музей Цветаевой, вызывала искреннее удивление у прохожих. Внимательно разглядывали адрес, сочувственно поджимали плечами и быстренько смывались. Ну, в Коломенское меня отвезли целенаправленно. Зато про то, где находится музей Маяковского (да, я же научилась в Москве вывески читать! очень, между прочим, полезное занятие), было написано аж на пяти указателях, так что, в конце концов, я на него очень удачно наткнулась.

Новодевичий монастырь. Традиционная красно-белая раскраска стен, – кстати, я ее до сих пор считаю исключительно московской особенностью. Москвичи мне говорили, правда, что это повсеместно русская традиция, но только в столице я даже обедала на посуде такой же характерной расцветки :) Архитектура... Ну, ничего такая архитектура. Хорошая, крепкая. Полюбовалась. Но, все-таки, не в архитектуре дело. Просто этот монастырь так неожиданно привольно, красиво расположился на высоком берегу... Очень спокойно и по-хозяйски среди сереньких многоэтажек, каких-то деревянных бараков во дворах. Забавное впечатление.
Монастырь женский, действующий. Монашенок везде много, они обслуживают и лавочки с сувенирными вещицами, и экскурсионное бюро. В церквушке видела такую сцену: к пожилой тетушке в черном обращаются две хорошо одетые дамы за консультацией – то ли в общину вступить хотели, то ли креститься, то ли узнать, кому свечку ставить... Не поняла толком, дискуссия к моему приходу уже в разгаре была. Да и не дискуссия даже, а монолог. Большой такой, красивый. Монашенка у них спрашивает: “А псалтырь-то у вас есть? А молитвослов? А житие такого-то? А вот этого?” Дамы, явно огорошенные, только головой мотают, да отмахиваются: “Ну, откуда ж у нас?” Тетушка же, убедившись, что перед ней полные профаны, спрашивает, глядя укоризненно: “Ну, хоть что-нибудь церковное у вас есть дома?” Дама постарше поспешно кивает: “Да-да, у нас вот это есть”, – и показывает на Библию. Ответная фраза, поразившая меня до глубины души: “Ну, это-то вам как раз НИ К ЧЕМУ. Возьмите лучше...” И стопками различную литературу. Напоследок, уже уходя от прилавка, слышу ее вопрос к молоденькой монашенке-продавщице: “Ты с долларов-то сдачу дашь?” Ответ был утвердительным.
Вот так.

Тихое-тихое Новодевичье мемориальное кладбище... Высокие разлапистые елки, снег хлопьями валит. Продают билеты на вход, продают путеводители. Не кладбище – музей.
Подумалось: ведь всю жизнь человек окружен именами писателей, актеров, ученых. Пусть даже не всегда знаешь толком, чем именно фамилия известна, но понимаешь – знакомо. Культурный багаж. Много, много виртуальных имен. А здесь... Много, много настоящих памятников. Те же поэты, художники, политики. Музы, супруги, соратницы. И странное впечатление, словно не кладбище это, а выставка. На видных угловых местах имена познаменитее, на боковых аллеях – так, эпизодические картинки. Кое-где скромно притулились простенькие стелы – но таких очень мало. Тени, тени, над сугробами. Тихо, а покоя не ощущается. Жутковато.

Коломенское. Кружевные деревянные постройки (симпатично, но в Юрьеве интереснее) рядом с большими каменными церквями. Примечательные церкви. Одна – византийская пятиглавая красавица, парадная церковь. Другая – небольшая луковка, высокое крыльцо, колоколенка рядом – музейная. Третья – на дальнем холме, окруженная маленьким кладбищем и высокими деревьями, немного хмурая с виду, строгая, больше напоминающая собор. Наверное, там внутри очень спокойно и хорошо молиться. В такой церкви обязательно должен быть женский хор и много свечей, а народу – чуть.
Вся троица белая. На фоне белого неба и белого снега, белой реки.
Длинные крутые лестницы с резными перилами, запах мокрого дерева.
Большой сад.

А в особняке Цветаевой основная экспозиция оказалась закрыта. Они, понимаете ли, полы лаком покрыли. И это после того, как я так долго его искала! По снежной каше, среди офисов и строек. Несправедливо. Ну, в следующий раз. Зато, теперь я знаю – где это.

Музей Маяковского. Весьма и весьма примечательное место. Не ожидала даже. Очень интересный дизайн. Цвета, линии, строчки... Там есть главное, для чего, на мой взгляд, стоит создавать именные музеи – ощущение личности, времени. Восприятие времени через личность. Безумно стремительная жизнь. Ветер, разметавший листки рукописи, осколки стекла, рваный ритм. Неугомонность, стихия, безудержное желание растереть, расплющить, вбить молотом клин неожиданного, нестандартного, фантасмагоричного в устоявшуюся привычку проживать дни. Разрушить, раздробить на мелкие кусочки, и склеить все наоборот. Иначе. Тыкать носом не желающих слышать. Бросать вызов, ежедневно, ежечасно, ежесекундно – а вы могли бы?... И, вместе с тем – беспредельная нежность, большая открытая любящая душа большого искреннего человека, целая вселенная, не меньше, для нее, для Лилички. Бесконечные письма, скачущий мальчишеский почерк. Фотографии. Жизнь наружу.
А дальше – полномочия, официальное заграничное представительство, мандаты, большому кораблю... Возвращение. Заседания, творческие вечера в прокуренных залах, архив записок из зала, прижизненное почти собрание сочинений. И... Лиличка? И... безумные громоздкие идеи, которые никогда не найдут воплощения? И – завещание на пожелтевшей бумаге, раскрытая записная книжка. Газетные вырезки. Бронзовый бюст. Афиши – вечера памяти.
Новая звезда, открытая советскими учеными – малая звезда “Маяковский”.

Кэрмиэн